Статья от компании, принимающей участие в
49 Федеральной оптовой ярмарке "ТЕКСТИЛЬЛЕГПРОМ"
Когда баба Серафима била меня ложкой по лбу за отлынивание или откалывала кусок от головы сахара за прилежание— обе и не подозревали, что прядем и вяжем будущую мою жизнь и карьеру трикотажника.
Я мечтала быть учителем, космонавтом и писателем.
Пересказывала нашему бараку «Туманность Андромеды» и слыла
страшной фантазеркой, каковой, собственно, и осталась.
От космоса перешла к человеку во Вселенной, а там и до изучения механизмов старения клетки рукой подать и до красного диплома биохимика. Не отрезвила даже перестройка, голод, беспомощная семья на руках — вязала, как бешеная, на продажу и продуктовые обмены, продолжая тешиться надеждой на возврат в науку. Плывя по течению событий, с года на год я вязала, экспериментировала, делилась знаниями— и довязалась до космических технологий, фантастических лекций и писания взахлеб. Мечты сбываются и движет ими любовь— к себе, к профессии, к мужчине и детям, к Родине и к людям.
Мечты сбываются и движет ими любовь — к себе, к профессии,
к мужчине и детям, к Родине и к людям
В как раз открывшейся на Кузнецком Бурде, куда я вошла с улицы, уверенная, что уж в вязании‑то собаку съела, я попала в руки к фантастической, не знавшей равных в создании сложносочиненных вязаных шедеврах мастерице. Фанатично преданная трикотажу, она выполняла самые ответственные и бесценные заказы Бурды, живя при этом впроголодь, медленно уходя в личное «никуда» от непризнанности и отчаяния. Под ее наставничеством я нещадно оттачивала и эксплуатировала свое ремесло, проведя последующие десять лет в режиме «три ночи‑свитер», считать забросила на восьмисотом пуловере. Волшебное было время — заработав первые гигантские по московским девяностым 100 долларов, я закупила столько фасонной пряжи у испанских поставщиков, что пришлось брать такси. Но наставница сгорела в нищете, в Бурде можно было расти лишь административно, и затосковав, я тихонько ушла.
К одному из звездных дизайнеров перестройки пришла с улицы, по статье в «Известиях" — уж больно красивое фото прилагалось, позвонила в дорогую редакцию, выцыганила адрес и явилась эффектная, как только возможно было- в белых сапогах, алой шляпе и черном, с квадратными плечами, пальто в пол — а то!
За годы в Доме я так и не стала любить моду, но выучилась самому главному и трудно достижимому в ремесле трикотажника: умению поймать за хвост идею, подобрать к ней правильные материалы и техники исполнения, выполнить чисто, не растеряв за время пути первоначальный замысел, обрадовать клиента, получить оплату.
Умению вести себя в обществе мне, дикарке и голодранке, пришлось учиться тут же под скептические ухмылки окружения— на Третьяковке собирались самые красивые женщины и самые интеллектуальные мужчины города, в том числе и те, кто стоял у истоков модной журналистики, модельного бизнеса, Недель моды и светской хроники Москвы. Здесь же я на своей шкуре усвоила жестокое «состоятельные клиенты терпеть не могут платить по счетам», и «дизайнер‑привилегированная обслуга».
Вольная моя каторга началась в середине девяностых— я сняла уголок в разрушенной обувной мастерской на Петровке и в компании челноков отправилась в Турцию‑на добычу прекрасных дешевых пряж. Челноки помогали трамбовать чемоданы, таможенники смотрели сквозь пальцы на килограммы перевеса, я вошла во вкус и начала летать за пряжами на фабрики, о которых удавалось хоть что‑то услышать — интернета не было, информацию ловили по крохам, все подвиги совершались спонтанно и по течению событий. Прилетала на фабрику, в Италии, в Германии, Франции, в Китае, в Турции… неважно, говорила магическую формулу «я из России, я вяжу, я хочу у вас учиться» и оставалась на несколько дней — работать, ночевать под столами, набирать знания, опыт, связи.
Все фантастические возможности сегодняшнего дня создавались
именно так, ценой самоотречения, экономии на всем и
вся кроме работы, и улыбаться, улыбаться, улыбаться. И вязать.
Тем временем я обрастала мастерами, компетенциями, приключениями, работала до изнеможения, зарабатывала репутацию и клиентуру, кочевала по арендованным задворкам. Девиз времени «приватизируй и сдавай в аренду», собственно потому сейчас и стоит Москва пустая по Тверской, Кутузовскому, Садовому, Большой Дмитровке, улицам и переулкам, что аренда до сих пор горячий и бессмысленный привет из девяностых. Порочная система взаимных неплатежей, не дающая толком встать на ноги нашей моде — тоже «ау» той прекрасной эпохи. Знакомые рэкетиры приходили на чашку чая, понимая, что в этой истории, кроме задушевной беседы, взять то нечего — все держалось исключительно зубами за воздух. Деньрожденьевская фраза одного из суровых друзей той эпохи: «ну, за твое безнадежное дело, Людочка!». Дело и вправду было безнадежным: получив приглашение на работу в Домах Диор и Кензо, я струсила перед Шансом настолько, что вернулась в Париж двадцать лет спустя, в другом мире и жизни. В нулевые я осела на Делегатской, взахлеб выполняла заказы частных клиенток, работала в кино, создавала коллекции трикотажа для всего алфавитного списка модной индустрии страны, от рассвета до Китая, и наконец добралась до необходимости создавать коллекции на подиум. Тщеславие, желание похвастать талантами, да и специфика трикотажа такова, что клиенту сложно сформулировать и разъяснить желаемое, а коллекция — вот она, тычь пальцем и говори, что нравится. 20 сезонов, 20 показов, по которым, как по учебнику, можно демонстрировать, как нельзя организовывать мероприятие, от приглашения до саундтрека — только поддержка Недели и команды спасала. Особенно хорош был первый показ: дизайнер не подозревала, что гостям нужны приглашения, моделям обувь, режиссеру музыка, журналистам информация. Зато коллекции были хороши, разлетелись затем по планете, по коллекциям, выставкам, музеям от Италии до Японии!
Когда наступил момент перелома от работы по накатанной до отчаянного взлета в неизведанное— толком я и не заметила. Экспериментировала с бесшовным оборудованием, доводила до инфаркта программистов, чудила с пряжами, вязала из чего придется: леска для китобоев, медь с транзисторов, сталь с завода, кевлар из лаборатории, стекло с небес, а там и вовсе оторвалась от реальности, с головой уйдя в нанотехнологии, а затем в адаптацию инноваций к нуждам индустрии моды. Производства, журналисты, продавцы, покупатели искренне не понимали, зачем гражданским, модным -фи! — климат контроль, защита от электромагнитных излучений и прочие заумности военных и космических сфер.
Моя рабочая жизнь разделилась между производствами
и лекционными аудиториями, а моим подиумом стали
плавильные цеха металлургических комбинатов.
Детские мечты трансформировались и сбылись, жизнь вышла на следующий виток спирали, на свет запросилась книга. Не ищите в ней объективности, не ищите второго дна и критики, каждая буква дышит любовью и верой в светлое счастливое завтра индустрии моды России.